Eine Autopsie der Liebe (R)

Eine Autopsie der Liebe

Автор: Ева9
Фэндом: Емец Дмитрий "Таня Гроттер"
Персонажи: Таня Гроттер/ Глеб Бейбарсов, Ваня Валялкин
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Повседневность, AU
Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика
Размер: планируется Миди
Статус: в процессе написания

Описание:
Любовь бывает очень зла. Эту истину Тане, обычной девушке из захваченной фашистами белорусской деревни, пришлось испытать на себе. И вот уже нет надежды на светлое безмятежное будущее – впереди ее ждут все круги ада, помноженные на смертельную аутопсию любви.



Глава 1

Посвящается Машеньке и Генриху. Тем, кто не побоялся своего времени.


Никаких сожалений, он делал, что мог.
Может кто-то другой полюбит его.
(отрывок из песни Дедушки - Коллекционер)



20 августа 1943г.

- Гони их за реку! Гони! Ну! – мальчик в темной, выгоревшей на солнце кепи, гонял во рту сломанную соломинку. Загорелое личико уже обрамляли первые морщинки, а командный тон, что он перенял от папки-военного, выдавали в мальчишке будущего главу семьи. Папка-то всё. Нет папки, погиб он. Они с Толиком-соседом гнали коров, пока еще не наступила быстрая, мимолетная осень со своими ветрами и голодным холодом. – Ну же!

- Да гоню я, гоню, - обиделся Толик и со всей силы стегнул хворостиной толстый коровий бок. Им еще повезло – падучая не свалила скот, как в соседней деревне. Те, наверное, по зиме и перемрут все, если фрицы быстрее не придут.

Война была для них не просто страшным словом или картинкой в пожелтевшей от времени газете. Война была везде - над головой, под ногами и в воздухе. Война была личной битвой для каждого дома, куда не вернулись те, кого так ждали. Толик, семилетний пацаненок, считался везучим – его отец домой вернулся, на костылях и с изуродованной кутьей вместо ноги, но живой ведь. Вся деревня видела, как плакала мать Толика, как в радости рыдали его старшие сестры.

А вообще, благодатный у них край, благодарная земля, что взрастила многие поколения тружеников. Если бы не треклятая война, что слепой чумкой косила всех и вся, это лето было бы прекрасным. Тепло стояло на удивление долго, а это значит, что осень и зима будут холодными. Не околеть бы... перегон скотины был всего лишь прикрытием – вот уже полгода у них в лесах действует отряд партизан, а им ведь тоже кушать хочется. В обычной грязной тряпице, что у Мишки за пазухой, теплый хлебушек – мамка испекла. И ведь такое важное дело им с Толиком доверили – отнести в целости хлеб для партизан. Другой бы возгордился – еще бы, ведь каждый из дворовых мальчишек мечтал оказаться на их месте, но Мишка не такой – папка учил не хвалить самого себя за доброе дело. Папка его вообще многому учил, да только сам не вернулся.

Толик медленно брел по лежалой траве – в этом году сено почти не убрано – некому убирать. Бабкам да мамкам не под силу, тут мужицкая сила нужна. А он, Толик, еще слишком мал, чтобы помогать. Всю спину надорвал, пока дрова колол да воду ледяную из колодца тащил. Сейчас и воду уже никто не берет – боятся, что травленная. Бабка Машка, что слепая на правый глаз, клялась, будто видала фрица в форме ейной. Видала, как тот что-то насыпал в колодцы. Врет аль нет, никому проверять не хотелось.

Где-то в кустах запела иволга, да так душевно, что заслушаться можно. Мишка же, услыхав позывной, ответил коротким свистом – выходи, мол, нет никого. Ванька, высокий белобрысый парень лет двадцати, осторожно выбрался из зарослей.

- Принес? – быстро осмотревшись по сторонам, он уставился на мальчишек. Показываться ему было нельзя – немцы повсюду, если поймают, то добра не жди

Мишка серьезно кивнул и протянул тряпицу с хлебом – мало, конечно, но больше нельзя. Если больше, то заметят и застрелят на месте.

- Как Танька-то? – знал, что глупит, знал, что не должен спрашивать – и так про них болтали разное на деревне. Но как тут не узнаешь, когда есть надежда получить добрую весточку? Ванька Валялкин вглядывался в детские личики, ожидая услышать, что скучает Танюша, что думает о нем.

- А что с Танькой-то будет, - протянул мальчик в кепи, срывая новую соломинку – та уже пообсосалась, - с дылдой рыжей. Никто к ней не ходит, но и про тебя не говорит.

Парень досадливо и кивнул и сплюнул – не думай, Ванюша, война идет, а тебе бы все про одно. Все про любовь.

- Не любит она тебя, - неожиданно серьезно проговорил Мишка и сплюнул на взрослый манер. Плеваться он научился мастерски, подглядывая за пришлыми солдатами, – любила бы, письма писала, передать просила...

- Много ты знаешь, - нахмурился партизан и махнул рукой. Что лясы точить, когда его в штабе свои ждут?

- Ванька! – негромко окликнул его Толик. - А возьми нас с собой.

- Куда это?

- Ну, в партизаны.

- Мал ты еще для партизан-то, - улыбнулся парень и взъерошил Толику отросшие волосенки, - но я подумаю. Может, и возьму, - заговорчески подмигнув, он скрылся в кустах – был, и нет его, будто корова языком слизала.

Партизаны... самая лучшая мечта для мальчишек, самая заветная, да только достижимая ли? Каждый из них хотел воевать, толком не понимая за что. Главное, отбросить врага и освободить захваченные деревни.

- Тише! – Мишка остановился и приложил палец к чумазым губам, прячась за деревом, увлекая в укрытие и Толика. Фрицы поганые остановились по малой нужде, бросив автомобиль на дороге, а тут еще их коровы, будь они не ладны!

Напевая незамысловатый мотивчик, полный офицер разглядывал пасущихся коров – что им тут делать без пастуха? Грязно ухмыльнувшись, мужчина что-то крикнул на немецком. Мишка быстро взглянул на Толика – испугался-то друг его, вон как зверенышем смотрит, а еще в партизаны хотел. Не возьмут. Перекрестившись, мальчик смело вышел из-за дерева, с неудовольствием поглядывая на врага.

- Woher gehen sie?(1) – толстяк довольно хохотнул. Его забавляло играть с этими русскими, будто с деревянными бездумными куклами.

Мишка с досадой покачал головой – не понимает он. Пока толстый фриц вовсю развлекался, задавая ему свои вопросы, второй немец, что в очках и тонкий, словно болезненный, вытащил новенький именной «Вальтер»(2) и приставил его к детскому лобику. Таких мелких ублюдков надо давить в самом раннем возрасте, иначе не видать им чистой расы – одно из правил этой безумной войны.

- Lässt uns beten(3), - с этими словами мужчина нажал на курок. Оглушительный выстрел перебил чей-то громкий, полный ужаса детский крик.

Толик позабыл обо всем на свете, он бежал так быстро, как никогда в своей жизни. Высокая трава хлестала его по ногам, а земля проникала в залатанные ботиночки. Быстрее, только не останавливаться и не смотреть назад! Никто не пытался догнать его, никто не кричал вслед и не стрелял из своих страшных пистолетов – зачем, когда все они и так обречены. Отряды карателей вряд ли обойдут стороной их деревню, а потому, если маленькая мышка избежит смерти сейчас, то это не значит, что ей удастся выбраться из захлопнувшейся ловушки когда-нибудь еще.

Мальчик и не заметил, как добежал до луга, перепрыгнул через ручеек, и вот уже показалась разбитая проселочная дорога, что привела его к родному дому. Неожиданно он остановился и, стараясь перевести дыхание, опустился на колени. Что делать дальше Толик не знал. Тихонько всхлипнув, мальчик вытер слезы грязной ладошкой. Он не хотел плакать, но не мог – только что убили его Мишку. Обычного пацаненка, такого же, как и он сам. Убили ни за что. Мишка умер героем.

Кто-то выглянул из своего дома, и понеслась, помчалась дурная весть по округе. Вскоре, вокруг мальчика образовался круг сочувствующих, воющих от боли женщин. Мамка-то Мишкина упала на землю и лишь дергалась в конвульсиях, словно рыба, выброшенная на берег – никого у нее не осталось.

***

Столы ломились от нехитрых деревенских угощений – подарок от жителей дорогим гостям. Мужчина презрительно вздернул губу, когда очередная ряженая шлюха повисла на его подчиненном. Эти сельские швали были готовы на все, лишь бы потная, оголодавшая солдатня пообещала им небо в алмазах где-нибудь в пригороде Берлина. Глупые продажные женщины – он не терпел таких, вспоминая свою собственную мать. Глеб перестал ее ненавидеть, только когда самолично поставил к стене и спустил курок.

- Герр Глеб Бейбарсов, - Фридрих изо всех сил старался выслужиться. Говорят, этот темный человек с русским именем стоит за спиной самого Гитлера, и прислан сюда за тем, чтобы проследить за набирающей обороты карательной операцией «Фриц». Забавно, но Фридрих пожелал бы оказаться один на один с кровожадными крокодилами, предпочтя их общество этому спокойному равнодушию с удушливым шлейфом незримой опасности, что источал Бейбарсов. Высокий, худощавый, он производил впечатление аристократа с чистой, незапятнанной кровью и репутацией изверга. Аристократа, что лично контролировал работу многочисленных крематориев и концлагерей.

- Вольность нравов не может служить должной опорой для построения нового мира, - жесткий голос с примесью яда – очередная роль, что удавалась ему на отлично, - мы остановимся в этом доме, но сначала очистите его от... скверны. И да, что ты хотел сказать?

Фридрих нервно сглотнул – он почти забыл о тех словах, что вертелись у него на языке. Глеб будто перетряс его мозг, самолично выудив оттуда нужную информацию. Еще в Германии его, как желторотого солдата, обучали простейшим техникам борьбы со страхом – своеобразный бич среди вояк. Здесь же, в этой душной комнате, где он дышал одним воздухом с Бейбарсовым, хотелось бежать, позабыв обо всех пройденных уроках и пустых идеологиях.

- Мы, - он прочистил горло, - мы поймали двух русских, когда они расклеивали листовки.

Листовки - бумажная пропаганда Сталина ради пустоты. Забавно. Лучше бы он сохранил деньги и купил своим оборванцам, что гордо зовутся солдатами, пару крепких сапог.

- Приведите их, - его негромкий голос заставил вздрогнуть даже дюжих солдат.

В комнату ввели двух связанных пленников мужского и женского пола. Даже невооруженным взглядом было видно, что они – родные брат и сестра. И, скорее всего, близнецы. Рты упрямо сжаты, а в глазах плескается взращенная политиканами ненависть – ничего, он не видел в этом особой проблемы.

- Любую тварь нужно воспитывать в строгости, - мужчина прошелся по комнате и, подойдя к столу, плеснул себе водки в стакан, - тогда она будет любить тебя. Тогда она не посмеет ослушаться, потому что знает чего ждать от подобного непослушания.

Его начищенные до блеска туфли, дорогие запонки – как же эта сытая жизнь, полная власти и довольства, отличалась от жизни сотен тысяч других, тех, что прятались по лесам и скрывались в окопах. Палач в костюме, тварь без души, предатель – Глеб знал, о чем они думают. Опустошив стакан, он даже не поморщился – горечь алкоголя и обожженное горло не самое страшное, что случалось с ним.

- Если тварь начинает просить больше ласки или проявлять любопытство, - он сделал выразительную паузу, - ее следует убить.

То, как спокойно мужчина рассуждал про чужую смерть, наводило присутствующих на мысли, что этот человек с легкостью перейдет от слов к делу, даже не потрудившись при этом стереть с лица неизменную улыбку.

- Но сейчас же мы имеем несколько иную ситуацию, не так ли? – чужое молчание нисколько не смущало Бейбарсова – он прекрасно знал, что эти крысы по обе стороны баррикад с жадностью ловят каждое сказанное им слово. - Конечно, же. Парочка диких свиней решила, что может что-то сделать для своей родины. Забавно...

- Предатель, - яростно выдохнул связанный парень. Его волосы слиплись от спекшейся крови – последствия удара прикладом по голове, - что б ты сдох!

Тонкий хлыст нервно дернулся, словно хотел ответить за хозяина, но Глеб лишь недобро улыбнулся. В его темных глазах плескалось искрометное веселье, будто все происходящее забавляло его аналитический ум. Когда-то давно, может в другой жизни, он бы не выдержал, сорвался и собственными руками разорвал глотку этому выродку.

- Когда дикая тварь не способна к послушанию, можно попробовать лишить ее смысла к дальнейшему существованию, - три шага вперед, четыре назад. Вот так, выбивая их из равновесия, подталкивая к панике, - в таких случаях эксперименты очень... занимательны. Но, опять же, со свиньями, коими вы, мои дорогие друзья, и являетесь, нужны несколько иные методы. Естественно, это происходит по причине биологических особенностей строения вашего организма. На что же способны свиньи? На что способны вы? Есть отбросы и размножаться, есть и размножаться. И, если отбросами вас уже накормили, то не будем терять время и сразу перейдем ко второму пункту.

Девушка не выдержала первой – горькие слезы катились по ее пухлым щекам, она переводила непонимающий, полный суеверного страха взгляд то на брата, то обратно на Глеба. Бейбарсов без интереса опустился на стул и достал из кармана дорожного плаща дорогой портсигар. Он никуда не торопился, внешне оставаясь абсолютно спокойным. Пленники же бесновались, пытаясь вырвать свои души от связывающих их пут.

- Лучше убей нас, - выплюнул парень, напряженно следя за каждым движением мужчины. Вот он достал сигарету, повертел ее в пальцах и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Глеб заговорил. И то неясное, те чувства, что порождала его сухая речь, было самым настоящим кошмаром.

- Убить? Мне больше нравится идея сшить из ее кожи кошелек. Как тебе, Фридрих? – его острый взгляд подчинял, ломая сопротивление, словно дурацкий карточный домик. Его слово – закон, который никто не смеет нарушить.

Парень неуверенно коснулся губами дрожащей девичьей щеки. Оставаясь связанными, они напоминали двух гигантских гусениц, что преданы воле жестокого коллекционера. Их даже не нужно было дергать за веревочки – неуверенные движения и те ласки, что позволяло им воспитание – этого вполне достаточно. Взглядом приказав развязать пленников, Глеб медленно курил, наблюдая за происходящим.

- Довольно, - лениво поднявшись на ноги, мужчина подошел к совокупляющейся паре. Его презрительный взгляд скользнул по бисеринкам пота на спине парня и по полуоткрытым губам задыхающейся девушки – неужели эти грязные животные даже в этот момент умудрялись получать удовольствие? Хищно улыбнувшись и вытащив нож, мужчина одним быстрым движением перерезал парню горло, запятнав кровью его визжащую сестру. Интересно, что она испытывала в этот момент? Почувствовала ли наслаждение, находясь в одном шаге от смерти?

Глеб окинул ее вздрагивающее тело долгим голодным взглядом, продолжая держать над ней того, кто раньше звался ее родным братом.

- Кто-то хочет присоединиться? – Бейбарсов вопросительно оглянулся на толпившихся солдат, но те лишь отворачивались и молчали. – Нет? Вот видишь, никто не хочет такую вонючую падаль, - Глеб присел на корточки около всхлипывающей девушки, - тише... не плачь, моя маленькая принцесса-свинопаска, совсем скоро все закончится, - его мягкий голос убаюкивал, притуплял чувство опасности.

- Пожалуйста, отпустите меня, - голубые глаза смотрели на него с мольбой, в них плескалась надежда, что этот человек... что еще может случиться чудо после того ада, что она пережила.

- Неужели хочешь вернуться к таким, как ты? – Бейбарсов поднялся на ноги и брезгливо снял перчатки – дерьмо, дорогая кожа испорчена чужой кровью. Та быстро закивала головой.

- Ну что же, я умею быть понимающим джентльменом, - отвернувшись от нее, Глеб кивнул подчиненным, - киньте эту принцессу к себе подобным. Я думаю, свиньи с удовольствием полакомятся... этим.

Отвернувшись от девушки, что билась в истерике в руках солдат, Глеб удовлетворенно прикрыл глаза – за стеной кто-то поставил пластинку со старым добрым вальсом.





1) Куда они делись? (нем.)
2) Пистолет "Вальтер"
3) Помолимся (нем.)